Стефановский
Ссылки по теме:
ПОЛОЦКИЙ КАДЕТСКИЙ КОРПУС
Л. Буйневич. ПУТЬ ПОЛОЦКОГО КАДЕТА
С. Поляков К юбилею Полоцкого кадетского корпуса
Знаки и жетоны Полоцкого кадетского корпуса (Селиванов)
Уверенно могу сказать, что немногим кадетам пришлось провести свои кадетксие годы также, как мне, побывавшему в трех кадетских корпусах.
В 1904 году мой отчим, в июне месяце, отбыл в действующую армию со второочередным Чембарским полком. Моя мама, по уже решенному назначению, отвезла меня, десятилетнего мальчишку, прошедшего приготовительный класс Бобруйской гимназии, на приемные экзамены в Первый, Императрицы Екатерины Второй, Московский К. Корпус. Успешно сдав экзамеын, я был принят в корпус. Пробыл в нем я до октября 1905 года и вылетел из него, как неисправимый шалун.
К счастью, меня сразу приняли в Орловский Бахтина К. Корпус, благодаря хлопотам моего дяди, Нежинского гусара. В Орловском корпусе я пробыл второй, третий и четвертый классы и в феврале 1908 года, меня снова выперли. Дело мое было швах, мама решила меня отдать в гимназию, но я летом написал письмо на Имя Вел. Князя Константин Константиновича, в котором обещал исправиться. К моей радости ответ пришел скоро — «прибыть в мае 1909 года и держать переходные экзамены в пятый класс».
Опять моя мама поехала со мной в Полоцк и, как сейчас помню, мы приехали 9 мая, как раз на третий день, после знаменитого боя на плацу копруса, но об этом речь будет впереди. Экзамены мною были сданы отлично, особенно по математике, и я был принят в пятый класс. Теперь я поделюсь своими воспоминаниями о каждом корпусе.
Пробыв со мною дня три в Москве, к назначенному сроку, мама привезла и оставила меня в Первом Московском корпусе. Помещался он в громадном Лефортовском дворце, построенному по велению Императрицы Екатерины Второй. Он был настолько велик, что в левой его половине, смотря на фасад, помещался Первый, а в правой половине Второй, Московские Корпуса. Мы носили красные погоны, а соседи синие, третий корпус носил белые, а четвертый черные. В мое время четвертый был уже упразднен и на его место перешло Александровское пехотное училище. Директором первого корпуса был Генерал Майор Римский-Корсаков, четвертой ротой командовал полковник Джунковский, а моим воспитателем был капитан Лопатин.
Первые месяцы были игры и шалости, мы знакомились друг с другом. К сожалению в корпусе завелась не совсем хорошая привычка задирать новичков. Были частые драки, «поединки храбрости». Не избежал этой участи и я. Как-то в уборной меня затронул один из братьев, близнецов, Киреев, подстрекатели с обоих сторон постарались и мы подрались.
Драка была коротка, мой противник упал и его сторонники оттащили меня и тем дело кончилось, но меня уже избегали задирать. Да это и не мудрено, ибо я с маленьких лет привык к дракам, проводя время на воздухе и в воде. Нас новичков, второклассники, изводили как только могли; мне вспоминается «вызывание духов». Нас зазывали в шинельную комнату и тушили электричество, производя шум вызывали духов. Шинели висели под широкими полками, на которых лежали наши чемоданы, корзины, и свертки, хитрые второклассники стояли по углам под полками; в условный момент появления духов, на новичков с полок начинали сыпаться корзины, чемоданы и новичкам разбивали головы, плечи и добросовестно калечили, часто и до крови. Появились заболевания скарлатиной. Заболел и я, пролежав в лазарете две недели.
Когда я вернулся в роту, то увидел очень веселенькую картину: по залу роты неслись тройки, пары и одиночки впряженные в чемоданы, корзины или коробки, которые возили второклассников. В мою корзину влез третьегодишник Маймулин и погонял новичков. Мои вещи были расхищены и мне было особенно жаль поясной бляхи с накладным орлом — гордость каждого кадета. С той поры я совершенно изменился и стал считать всех, как бы виновными в расхищении моей корзины и уничтожения ее, поэтому я стал очень драчлив и бил за всякий пустяк. Меня наказывали, но это на меня не действовало. После многих замечаний я выкинул трюк, за который и поплатился. Во втором классе я решил спрятаться на уроке Закона Божия в шкаф, который находился в самом же классе, где кадеты хранили свои повседневные шинели и фуражки. Я устроил внизу логово и сидел тихо пока не заснул и, раскрыв дверцы шкафа, не выкатился из него. Батюшка в испуге начал креститься, приговаривая: «с нами Крестная Сила»! Сила, только не крестная, меня и выперла из корпуса.
Был конец октября 1905 года. Как я уже упомянул, мой дядя, как предводитель дворянства Орловской губернии, быстро устроил мой перевод в Орловский — Бахтина кадетский корпус. Директором был Генерал Майор Лютер, первой ротой командовал полковник Шахов, второй полк. Депиш, третьей полк. Рыков. Период перехода из второго класса в третий прошел для меня как-то незаметно, но со времени приезда из отпуска в третий класс я запомнил все хорошо. Мой отделенный воспитатель подполковник Василий Александрович Муромцев, мало любимый офицер, а как воспитатель совсем не понимающий кадетские души. В третьем классе я очень увлекся рисованием, гимнастикой, а зимой бегом на коньках, имея чудные «норвежки».
Штрафной журнал был украшен моей фамилией в весьма обильном виде, к тому же я научился в четвертом классе покуривать, конечно тайно от начальства. Весной 1908 года мама приехала в Орел по делам и я получил отпуск. Возвращаясь из отпуска, имея деньги, я решил купить папирос и табаку, что и привел в исполнение. Поднявшись на второй этаж корпуса, я увидел, что в коридоре роты стоял дежурный офицер, подполковник Афросимов, внимательно смотря на меня. Скрыться было невозможно, я открываю дверь и вхожу с надеждой швырнуть пакет, проходя мимо моего класса. Не удается мне проделать и этот фокус, Афросимов, не переставая, смотрел на меня. Я шел напрямик, — будь, что будет. Подхожу, рапортую и, опустив правую руку, под шинель в накидку, беру из левой руки отпускной билет и подаю Афросимову. А что у вас в левой руке? я молча, подаю ему покупку, он берет ее и уносит в дежурную комнату, а через минуту выходит и говорит: папиросы принесли, так я и запишу в штрафной журнал, ступайте в класс.
На другой день Муромцев меня распек и припугнул исключением из корпуса, наложив наказание: под штраф на неделю по два часа перед сном. Несколько позже в роте назрел план бенефиса подполковнику Джомардидзе, самому нелюбимому воспитателю; меня освободили от участия, но тем не менее, придравшись к случаю, меня и еще четырех кадет выперли.
Вернувшись в Бобруйск домой и, перенеся горькие упреки мамы, приуныл и я сам. Мама же решила отдать меня опять в гимназию, наняв мне репетитора, выпускного гимназиста, милейшего человека, по фамилии Устимович, из бедной семьи. Учиться я был очень способен, а вот вольная натура искала только случая, чтобы выкинуть какой-нибудь трюк. Устимович преподавл мне латинский язык, алгебру, геометрию и тригонометрию и, надо отдать справедливость, преподавал так, что я просто полюбил математику.
Однако, мысль быть в гимназии меня совсем угнетала и осенью я, тайком от мамы, написал письмо на имя Великого Князя Константина Константиновича с просьбой принять меня снова в корпус с обещанием полного исправления по поведению. Ответ пришел довольно скоро. Великий Князь, редкой души человек, приказал принять меня в Полоцкий кадетский корпус с условием держать переходной экзамен в пятый класс в мае 1909 года. Радость моя была превеликая, хотя я и терял один год. В третий раз мама повезла, своего любимца сорванца, в новый корпус.
Мы приехали в Полоцк, как сейчас помню 9 мая, три дня спустя «великой битвы» на плацу корпуса, об этом событии я потом напишу подробнее. Экзамены я сдал отлично, особенно по математике и я снова кадет Полоцкого кадетского корпуса. К началу нового учебного года я уже поехал самостоятельно. Как город Полоцк, так и корпус внушали какое-то чувство тишины, спокойствия, патриархального уюта, что очень успокаивало сердце. Явившись в корпус я был принят ласково кадетами второго отделения пятого класса, в составе 22 человек. Такое чувство сохранилось у меня и до сего времени.
Воспитателем у меня был подполковник Сергей Михайлович Страхов, по виду высокий, худощавый сухой человек, но доброй души и справедливости, директором корпуса был Генерал Майор Модест Григорьевич Чигирь очень подтянутый, не высокого роста, не ласковый, но в высшей степени справедливый человек, первой ротой командовал полковник Свентицкий, по прозвищу Зоб, хлопотливый, настоящий ротный «отец командир». Инспектором классов был полковник Энгельгард добрый, сгорбившийся педагогический человек.
Само помещение корпуса, хотя и было лучшим зданием в городе, но слишком маленьким, чтобы в нем могли поместиться четыре роты. Полоцкий корпус был трехротного сотава; третья рота состояла из первого и второго классов по два отделения каждый; вторая рота из третьего и четвертого классов и одного отделения пятого класса; первая рота состояла из очередного отделения пятого класса, которые ежегодно чередовались, и двух отделений шестого и седьмого классов. Первая рота была строевой так как на парады выходила с винтовками. Мне повезло, ибо второе отделение пятого класса, где я был, в этом году входило в первую роту. Кроме того я сразу был принят в оркестр для игры на корнете эс, что считалось трудным инструментом.
Первая рота имела уже свои старые традиции; помимо обще-кадетских, как честь, гордость, верность, преданность Царю, Родине и Вере, у Полочан были свои особые традиции. При выдаче винтовок пятому классу, кадет, получивший ружье ставил его, на определенное место в стойке, запоминая № ружья и место, чтобы при спешке быстро брать винтовку, а сам, неся отвертку, щетку и тряпку для чистки, должен был пройти через шпалеры семиклассников, которые ладонями, а то и кулаком лупили по спине нового строевика. Это называлось «боевое крещение», и мы приравнивались ко всей первой роте. В каждое отделение первой роты выдавались две тетради, за подписью майора, иначе говоря, застрявшего семиклассника на второй год кадета, одна для приличных, другая для неприличных «ослот», в эти тетради записывали остроумные выражения кадет. Эти тетради хранились до вечера 5 декабря, когда перед Праздником Корпуса, накануне вечером, при большом сборании и даже воспитателей, читались эти ослоты и трем, наиболее населившим, на кобыле загибали салазки, под барабанный бой, при дружном смехе собравшихся.
В тот же вечер тайком была приносима присяга: хранить и передавать традиции, как написано в книге, перед "Звериадой", которую тоже читали в этот вечер. К корпусному празднику каждое отделение во всем корпусе украшалось особыми щитами, мое отделение изготовило малиновый бархатный щит с портретом Наследника Цесаревича в Его пятилетнем возрасте. Кадеты входя в седьмой класс, обязаны были перекреститься перед образом, иначе его заставляли выйти и снова войти. Во всем корпусе был обычай: гнать к сучку, в том случае если находили виновника явно или тайно портящего воздух и, лупя, кричали: «к сучку его, к сучку!» Виновный должен был найти где-либо сучек и держать на нем палец. Любители носили в кармане уже заранее припасенный сучек.
Весной 22 марта, мы старались проскочить на плац без шинелей, ведь был первый день весеннего сезона. Когда выбегали малыши, то выпускные кадеты, из своих окон, на третьем этаже, брызгали на них водой и кричали: «зрей брусника, зрей!». Седьмого октября был парад перед бомбой.
Дело в том, что в нижнем этаже в стене крепко засело ядро во время боев корпуса генерала Витгенштейна, гнавшего французов, но кто его запустил было неизвестно, в корпусе его считали Витгенштейновским. Парад этот был запрещен, но происходил он очень быстро; в ближайший день к 7 октябрю, когда первая рота выходила на прогулку с ружьями и оркестром, майор выпуска, приняв маленький парад, обтирал бомбу ватой, смоченной в водке, артиллеристы ромом, а кавалеристы коньяком и все целовали бомбу, так же и все кадеты, в тот день, проходя мимо целовали ядро, вокруг которого была бронзовая, круглая табличка с черной гравировкой: «7 октября 1812 года».
В 1912 году генерал Чигирь, сознавая, что лучше разрешить нам исполнять эту старую традицию без суеты и скрытности, ибо кадеты все равно будут ее проводить, что он и сделал. В пятом классе, когда проходили по физике сложение сил, действующих на тело, похожее на «картошку», то от ответа, в первый раз, надо было отказываться отвечать, даже если ставили кол, но на другой день можно было этот кол исправить.
Самой же главной традицей корпуса была та, что несмотря на возраст и чин все были на «ты», и было иногда занятно наблюдать, как малыш кадет говорил старому генералу ты, приводя старого вояку в умиление.
У нас была еще традиция: по окончании в седьмом классе последнего урока, когда отбои играл на трубе кадет «всадник перестань отбой был дан остановись», то будущие юнкера, забивали гвозди в расписание уроков, которое предварительно было налеплено на очень толстую доску, гвоздь забивался в нелюбимого, по желанию кадета, преподавателя. При мне самый огромный гвоздище забили батюшке. Потом эту доску тайком ставили в Дежурную комнату и воспитатели с интересом, и комментариями разглядывали доску и им очень понравился громадный гвоздь, кроме того, это им объяснило, как кадеты относились к учителям. Все эти традиции и обычаи крепко связывали полочан и потому нас называли «жидами», — один за всех и все за одного!
В мое время в корпусе произошли события, о которых следует вспомнить. Юбилей и открытие бюста, герою Порт-Артура, Генералу Роману Исидоровичу Кондратенко. Гимнастическое состязание корпусов Петербургского района, включая Полоцкий и Псковский корпуса. Гимнастический сокольский слет 22 корпусов и перенесение мощей Преподобной Святой Евфросинии Полоцкой.
В 1910 году корпус праздновал 75-летие со дня своего существования, которое приурочили к дню корпусного праздника. Уже задолго старшие классы были заняты декорированием. Кафельные печи, их было четыре, специально загрунтованные, кадеты расписали в общем коридоре; одна — кадетом Яценко, написавшего "геральда", а вторая мною, написавшего трубача Гусарского его величества полка. В зале роты, украшенного в русском стиле, одна печь, в исполнении кадета Гайгера представляла «Аленушку» Васнецова, а моя была «Ночь» из сказок Билибина.
Мне поручено было декорировать главный зал с условием не забивать нигде ни одного гвоздика, задача трудная, но выполненная без обмана. Одна печь главного зала была с картиной «боярышни», работы Гайгера с поправкой Юлия Генриховича Рейнхарда, преподавателя рисования, общего любимца, под боярышней было расписание танцев. К юбилею съехалось около 150 человек, генералов, штаб и обер офицеров и пяток штатских лиц. Прибыл и Вел. Князь Константин Константинович с Супругой Елизаветой Маврикиевной и с сыном Олегом Константиновичем, числящегося в списках корпуса.
После всенощной 5 декабря, гости разбрелись по всем помещениям корпуса, больше всего в первую роту, в которой происходило чтение «ослот» и трем приличным и трем «неприличным» под барабанный бой, под дружный смех, загибали салазки на кобыле.
На другой день в шесть часов утра оркестр кадет, в полном составе, исполнял наш собственный встречный марш и пол часа играл разные вещи. За это время все роты должны были быть построены к утренней молитве, а после чая с сладкой булкой, через полчаса идти строем в церковь. К параду строились в Александровском зале, где был бюст Вел. Князя Михаила Николаевича и другой, покрытый полотном.
Перед парадом состоялось открытие и освящение бюста Генералу Кондратенко. В. К. Константин Константинович поздравил корпус и огласил Высочайшее Повеление: Полоцкому Корпусу впредь именоваться: ПОЛОЦКИЙ ГЕНЕРАЛА КОНДРАТЕНКО Кадетский Корпус.
Произвели перестроение так, чтобы в первой шеренге шли наистарейшие по выпускам и до последнего младшего отделения. Прохождение церемониальным маршем представляло незабываемую картину: в первой шеренге шел один генерал в форме Тверского казачьего войска, во второй три генерала, один из них в артиллерийской форме, затем шеренги увеличивались и увеличивались, дойдя под конец до двух рядов. Особенно красив был взвод с двумя кирасирами на правом фланге Малороссийским и Новотроицко-Екатеринославским.
Первый поручик Турчанинов, когда Вел. Князь обратился к нему:
- Здравствуй Турчанинов! ну как живешь?
и тут же Турчанинов, ответив как полагается, покорнейше просил крестить у него ребенка, так как В. К. крестил у него всех детей.
- Да сколько же у тебя ребят будет? спросил В. К.,
- Ваше Высочество столько же сколько у Вас!
После обеда, когда служителя убирали столовую, мы словчились залезть в малый зал, где был стол «а ля фуршет» для гостей и мы навалились на разные закуски, помню — рокфор мне тогда не понравился. Скоро нас нахлопали и погнали вон, но без последствий. Вечером бал с котильоном, когда на двух пушках, ввезли корзины с жетонами и предлагали дамам брать любой, а кадеты брали такие же и искали свою даму с таким же жетоном. Это вызывало и смех и интерес. Мне случайно привелось танцевать с не молодой, но очень красивой, графиней Паллавичини, обрусевшей флорентийкой.
В 1911 году отборную команду из 20 кадет на масленной неделе повезли в Питер на состязание по гимнастике и фехтованию. Нас, Полочан, удивляла величина помещений Первого корпуса, в котором поместились три Московских, Псковский и Полоцкий корпуса. Состязания быстро прошли. Первый приз по гимнастике взяли Псковичи, мы были вторыми, третьими Николаевцы петербужцы; по фехтованию на рапирах мы первые, вторые Первый петербургский и третьи Псковичи.
По возвращении в корпус начали подготавливать сборную команду из 26 кадет, для участия в Сокольском слете, который должен был состояться в конце мая месяца, в Высочайшем Присутствии. Слет предвидел сбор 22 корпусов, помню, что не было Хабаровцев, из-за дальности расстояния, моряков и пажей. Перед началом выступления прошел сильный, короткий дождь, после которого на плацу остались лужи, но это не могло задержать парадный слет. Нас построили в две колонны, на очень большом расстоянии одну от другой, кроме того каждая колонна состояла тоже из двух колонн, но на короткой дистанции между ними.
Помню, что полочане были впереди левой колонны. Точно в 11 часов оркестр Преображенского полка, при подходе автомобиля Государя с Наследником, заиграл встречный марш Военно-Учебных Заведений, за Государем следовала Государыня, Вдовствующая Императрица, Четыре Великие Княжны, а перед ними матрос Деревенко нес на руках Наследника Цесаревича. Все Высочайшие Особы поднялись на пышную трибуну и оркестр умолк. Государь громко поздорвался и монолитное, не сорванное, радостное «здравия желаем!» разнеслось по Стрельненскому полю.
После этого, под марши, мы начали производить замечательно красивые, всеобразные, перестроения для Сокольского строя по три, для групповых упражнений, все эти движения мы делали идя часто по лужам и, при бодром шаге, у нас из под ног летели брызги, на которые никто не обращал внимания. После эфектных Сокольских групповых упражнений мы проделали уставные упражнения на кобыле, брусьях и на турнике, затем нам предоставили возможность на любом снаряде показать свое искусство. Я лично на турнике вертел переднее и заднее солнце пока меня не остановили, по команде мы снова построились и Государь, взяв Наследника на руки, обходил строй кадет и благодарил за отличную подготовку.
Когда спросили Наследника, что ему больше всего понравилось? Он, размахивая ручками, сказал: когда кадеты шли и разбрызгивали воду. После полевого, обильного, завтрака с жидким вином, мы покинули гостеприимный Первый корпус и вернулись в корпус, чтобы держать переходные экзамены, после которых уехали проводить летние каникулы.
В 1912 году, уже после выпускных экзаменов, корпус принял участие в торжествах перенесения мощей Св. Препод. Евфросинии, Княгини Полоцкой. Прибыли В. К. Константин Константинович, Греческая Королева Ольга Константиновна, Князь Олег Константинович, он же знаменщик корпуса было это в последние дни мая. Рано утром, ясного жаркого дня, корпус, имея во главе ландо с Королевой, Великим Князем и директором, значительно впереди колонны, а первая рота со знаменем, которое нес Олег Константинович, с оркестром, под звуки маршей, двинулись навстречу крестному ходу.
Прошли мы верст пятнадцать, остановились, привели себя в кое-какой порядок и увидели вдалеке, приближающуюся процессию. К нам подошло Духовенство, за ним Богомольцы несли Раку Св. Евфросинии, тут остановились на несколько минут и снова двинулись вперед, после Раки пошли Высокие Гости, наше знамя, оркестр, все время исполнявший «КОЛЬ СЛАВЕН», еще при приближении крестного хода, по очереди с оркестром 5 железнодорожного батальона, стоявшего в Полоцке. Пыль была страшная настолько, что когда ударял большой барабан, то пыль с него скатывалась толстым слоем. Процессия проследовала в Спасо- Евфросиниевский монастырь, где Рака Святой, после следования из Киева по Днепру до Орши, откуда Богомольцы донесли ее до монастыря, была поставлена в склеп.
Теперь я исполняю обещание рассказть о «бое» на плацу корпуса. Плац, окруженный старыми деревьями и оградой из деревянных брусьев, на нем кадеты и публика гуляли вместе, пока не произошел следующий случай: в воскресенье 6 мая, после обедни и завтрака кадеты, как всегда, выбежали на прогулку и вдруг увидели на брандмейстере Синайском жетон корпуса.
- Откуда? на каком основании?
«Ну, и знаете, я же ваш!»
Жетон с него сняли, но он оказал сопротивление и тут пошла рукопашная, ибо к нему на подмогу прибежали свои же пейсатые пожарники, а в битву вступила и вторая рота. Гуляющая публика бросилась убегать кто-куда, но пожарникам досталось порядком. Пять кадет вместо военного училища, пошли вольноперами в полки, а плац огородили железной, в рост человека, оградой. Кроме того когда выходили на плац кадеты, то гулять с ними одновременно могли только корпусные семейства, или их родные. Городская публика могла пользоваться плацом в то время, когда кадеты были внутри здания.
Подходя к окончанию моего очерка, я хочу написать и о том, как мне довелось исполнить мое обещание Великому Князю быть исправным кадетом. Я исправился, но особенным образом. При переходе в седьмой класс я уехал в отпуск, имея 5 по поведению, тогда как надо было иметь минимум 7. По возвращении с каникул, являюсь дежурному офицеру, как раз моему Страхову и отрапортовав жду команды «ступайте», но вместо этого он меня приветствовал такими словами:
«слушайте Стефановский, комитет решил, что вы самый скверный кадет в корпусе; по учению вы очень хороши, а поведение на 7 вам прибавили не желая вас исключать. Дайте мне слово, что вы исправитесь».
- Слушаюсь, постараюсь, господин полковник!
- Нет, нет не постараюсь, а дайте мне слово в том, что вы исправитесь, я за вас поручился!
- Исправлюсь! господин полковник, сказал я тронутый его поручительством за меня. Все пошло гладко и хорошо, но надо же было регенту ротного хора, при пробе голосов, перевести меня в тенора, а в прошлом году я пел первым басом.
Я не мог вынести понижения достоинства, ведь это был позор, ибо я становился моложе! Началась спевка и я не тенором, а каким-то дискантом, похожим на немазанное колесо, пел истошным голосом, не замечая, что сзади стоит дежурный офицер, опять Страхов, который спокойно говорит:
«Стефановский, отправьтесь под арест».
Пришел я в карцер, уныло сел и думаю: сглупил брат ты и беды наделал. Часа через два приходит Страхов и говорит:
«что вас черт дергает, вели себя хорошо и опять сорвались, ступайте в класс».
К Рождеству мне прибавили поведение на 8, к Пасхе на 9. Перед выпускными экзаменами я взял первый приз по гимнастике и по стрельбе, к выпуску мне поставили по поведению 10.
Вообще же Полоцкий корпус по учению в 1912 году, по среднему балу, был лучшим из всех, включая и пажей. Из моего выпуска в 41 кадет, в специальные училища вышли 22 кадета, или более половины. Я окончил корпус вторым и вышел в Константиновское Артиллерийское Училище, где раньше были мои братья.
Должен упомянуть, что моя 10-ка по поведению перешла и в училище и при разборе вакансий я не мог выйти в гврадейскую конную артиллерию, так как в гвардию по поведению надо было иметь 12. Теперь же все в прошлом!
Похожие страницы :
| Л. Буйневич. ПУТЬ ПОЛОЦКОГО КАДЕТА |